Анн Карсон: КНИГА ИСАЙИ

Исайя пробудился во гневе.
Не пение черного дрозда плескалось в ушах Исайи, но гнев.
Бог наполнил уши Исайи жалами. Когда-то Исайя и Бог были друзьями.
Исайя и Бог беседовали ночами, Исайя кидался в сад.
Они беседовали под Ветвью, ночь стекала по ней.
Бог заставлял Исайю звенеть с головы до пят.
Исайя любил Бога, но теперь любовь его стала болью.
Исайе понадобилось имя для боли, и он назвал ее: грех.
Исайя же был человеком, который верил, что он – народ.
Исайя называл народ: Иуда, а его состояние: грех иудейский.
В Исайе Бог наблюдал, как горит мировой свиток.
Исайя и Бог по-разному смотрели на вещи, я же могу рассказать только об их поступках.
Исайя обращался к народу.
Человеческая хрупкость! —
возопил Исайя.
Народ шевельнулся в своей шелухе и снова уснул.
Два шмата кровавого мяса лежали на его глазах, как крылья.
Как твердая глянцевая картинка спал народ.
Кто способен изобрести новый страх?
А ведь я придумал грех, – подумал Исайя, проводя рукой по узелкам.
А потом, из-за большого притяжения между ними, с которым Исайя боролся (за и против) всю оставшуюся жизнь, Бог разрушил безразличие Исайи. Бог омыл волосы Исайи огнем. Бог отнял подкрепление.

Из-под своих мясных крыльев народ внимал. Ты, – сказал Исайя. Нет ответа.
Я не слышу тебя, – снова сказал Исайя под Ветвью. Выбеленный свет вскрыл ночную камеру. Бог прибыл.
Бог разбил Исайю, как стекло, в каждой глазнице его народа. Лжец! – сказал Бог.
Исайя возложил руки свои на одежду его, он возложил свою руку на лицо его.
Исайя – маленький человек, – сказал Исайя, – но он не лжец. Бог замер.
И это было их соглашение. Хрупкое с обеих сторон, не лживое.
Жена Исайи подошла к дверям, косяки сместились. Что это за звук? – спросила жена Исайи. Страх Господень, – сказал Исайя. Он усмехнулся в темноте, она же вернулась в дом.



II
Существует своеобразное побуждение в людях, заставляющее взять все, что любимо ими превыше всего, и разбить.
Религия называет это побуждение благочестием, а разбитые вещи жертвой Богу.
Пророки подвергают сомнению эти названия. Что есть кумир?
Кумир – это бесполезная жертва, – сказал Исайя.
Но как ты узнаешь, какая бесполезна? – поинтересовался народный гений.
Исайя задумался обо всех способах, которыми он мог бы ответить на этот вопрос.
Огромные фрагменты непосредственной реальности выпали из голубого неба и потоки света хлынули в его сознание.
Исайя выбрал путь метафоры.
Наша жизнь есть камера-обскура, – сказал Исайя, – знаете, что это такое?
Никогда о ней не слыхали, – сказал народ.
Представьте себя в темной комнате, – проинструктировал Исайя.
О’кей, – сказал народ.
Двери закрыты, есть маленькое отверстие в задней стенке.
Маленькое отверстие, – повторил народ.
Свет влетает сквозь маленькое отверстие и попадает на противоположную стенку.
Народ смотрел на Исайю, одновременно скучающе и зачарованно.
Вы можете держать все, что угодно, перед таким отверстием, – сказал Исайя,
и поклоняться этому на противоположной стенке. Зачем поклоняться изображению? – спросил народ. Вот именно, – сказал Исайя.
Народ посмаковал это с минуту. Тогда заговорил его гений. Так что с твоим отверстием, Исайя? А! – сказал Исайя.
Воспоминание упало в него, как чистый жар опаляет душистые травы.
Исайя вспомнил прежние времена, когда он беседовал с Богом под Ветвью,
и, как старый дворецкий, проснувшийся в заброшенном доме в день, когда началась революция,
Исайя склонил голову.
Бремя пало на плечи Исайи.
Исайя открыл рот.
Вздох вырвался изо рта Исайи, вздох перерос в вой.
Вой пронесся вдоль потока до устья ручьев и разорвал
сети рыбаков, которые забросили их в ручьи, и привел в замешательство прядильщиков чистого льна, которые плели сети, и помешал их работе.
Вой прокатился, как каток, по убитым и по урожаям и по останкам животных
и остановился в во рву между двумя стенами. Потом Исайя разжал свой рот от воя. Исайя позволил своему рту оторваться от соска. Исайя отвернулся, Исайя ушел.
Исайя ходил три года нагим и босым с непокрытыми ягодицами
к посрамлению народа.
Всю ночь можно было наблюдать Ветвь, блуждающую в небе, как душа.



III
В течение трех лет Исайя ходил в долине видения. В облачении из стекла он пересек пустыни и черные зимние утра. Ледяное солнце опустило веки от яркого света. Бог остался позади.
Теперь у Исайи была дыра в том месте, где его вой оборвался.
Все то время, что Исайя ходил, сердце Исайи изливалось из этой дыры.
Однажды Исайя остановился.
Исайя положил руку на место отсечения.
Сердце Исайи невелико, но некоторым образом, священно, – сказал Исайя, – я спасу его.
Исайя заткнул дыру просом и навозом.
Бог наблюдал за спасительными действиями Исайи.
Бог дрожал, как оливковое дерево.
Сейчас или никогда, – прошептал Бог.
Бог наклонился и провел линию по пустыне под ногами Исайи.
Началось молчание.
Молчание рвалось по ушным каналам Исайи в его мозг.
Исайя прислушивался к тишине.
Глубоко под ней был другой звук, который Исайя мог слышать на мили вглубь. Похожий на звон.
Проснись Исайя! – сказал, Бог из-за спины Исайи.
Исайя вскочил и обернулся.
Проснись и славь Бога! – сказал Бог и слабо улыбнулся.
Исайя сплюнул.
Бог думал быстро.
Народ горит! Воскликнул Бог, указывая через пустыню. Исайя взглянул.
Все окна мира были открыты и продувались.
В каждом окне Исайя увидел движение, подобное пламени.
За пламенем он увидел стальную ограду.
Между огнем и оградой застрял олень.
Исайя увидел оленя нации с полыхающей спиной.
В своем изумлении олень вертелся и вертелся и вертелся,
пока его собственная тень не легла, запутавшись в ногах, словно расплавленные крылья.
Исайя протянул обе руки, они вспыхнули на рассвете.
Бедная плоть! – сказал Исайя.
Твой народ нуждается в тебе, Исайя, – сказал Бог.
Плоть сокрушается, – ответил Исайя. Каждый сокрушится. Мы ничего не можем поделать.
Я говорю тебе, Исайя, ты можешь спасти народ.
Ветер поднимался, Бог кричал.
Можешь сорвать с него все, начать все сначала, использовать львов! использовать гром! использовать все, что видишь…
Исайя смотрел на пот и слезы, сбегавшие по лицу Бога.
Ладно, – сказал Исайя, – допустим, я спасу народ. Что ты тогда сделаешь?
Бог выдохнул грубо.
Я сохраню огонь, – сказал Бог.
Таким образом, их соглашение продолжалось.



IV
Века прошли, когда Исайя вернулся из пустыни.
Ничего не осталось от Исайи, кроме большого лба.
Лоб продолжал крутиться среди народа и говорить с людьми,
которые вскакивали на ноги и убегали.
Если бы народ призвал Исайю к суду, он мог бы доказать свою праведность.
Но они встречались тайно и проголосовали за его изгнание.
Пастухи! Избранные! Тощие псы! Сучья кровь! Сторожа все! – сказал Исайя.
Исайя вернулся к Ветви.
Это был синий зимний вечер, холод колючий, как проволока.
Исайя положил свой лоб на землю.
Бог прибыл.
Почему праведники страдают? – сказал Исайя. Шуточные серенады холода омыли Ветвь.
Обратите внимание, когда Бог обращается к Исайе в единственном числе женского рода, должно произойти нечто ослепительное.
Исайя, что ты знаешь о женщинах? – спросил Бог.
Из ноздрей Исайи выскочили женские слова: Румянец. Вонь. Жена. Фига. Колдунья. – Бог кивал.
Исайя, иди домой и проспись, – сказал Бог. Исайя пошел домой, спал, снова проснулся.
Исайя почувствовал что-то на груди, что-то горькое и шелковистое.
Исайя посмотрел вниз.
Это было молоко, заставлявшее раскрыться соски.
Исайя был больше целого.
Я не с тобой, Я в тебе, – произнес чуть приглушенный белый голос Бога. Исайя опустился на колени. Новая боль! – сказал Исайя. Новое соглашение! – сказал Бог.
Исайя поднял руки, из его груди хлынуло молоко. Исайя смотрел, как молоко струилось, будто струны.
Оно струилось к Ветви и через всю историю и стекало вниз, в жизнь людей и во время.
Молоко заставило Исайю забыть о праведности.
Пока он кормил молоком мелких птиц и животных, Исайя думал только об их ротиках.
Бог между тем, продолжал думать о мужском и женском.
Ведь есть два слова для праведности, нельзя ожидать, что Исайя сможет
развязать этот тугой узел сам.
Первое – это слово мужского рода ЦДК, болт правосудия, который раскалывает надвое дуб.
Затем в пустой мышце древесины грибы, личинки и
обезьяны находят пропитание:
здесь (женское слово) ЦДКА. Бог вырезал оба слова на ладонях Исайи и оставил все как есть.
И хотя это правда, в пророчествах Исайи продолжали появляться
цилиндры евнухов и легконогий женский позор.
И хотя это правда, Исайя сам познал нескольких жен и породил внебрачного сына.
Все же иногда по ночам в его снах скользила молочная река. Река серебра, река жалости.
Он спал, астры в саду разряжали свой красный гром во тьму.



ПЕРЕВОД С НГЛИЙСКОГО: ГАЛИ-ДАНА ЗИНГЕР