(ИЗ МОЕЙ ГОТОВЯЩЕЙСЯ ВТОРОЙ КНИГИ О ПАЛЕСТИНЕ: TIBERIAS)
Я бреду просто так… по Jaffaroad по King Georgestreet в Рехавию. Прохожу мимо прекрасной синагоги Йешурун, прикидываю, не подняться ли на пригорок, где сияет, сверкая и переливаясь, святое сокровище? Или, не сокращая, достичь цели – дома Кранот1 и Еврейского Агентства? В первой моей книге «Земля евреев» сравнила я дивное строенье Еврейского Агентства с Раббуни, чьи руки любовно пришлецов встречают. Построенный полумесяцу подобно, великолепный дом, в вечерний час озаренный искристо-красно-золотистым, кажется издали, движется, то вырастая, то уменьшаясь. – В прихожей колоссального дворца, всегда равно учтиво оберегая всякого, сидит любвеобильный еврейский Человек-с-Луны. Такой скромный бородатый страж. Он уже знает – мне к милой, неутомимой гверет 2 Кюммель.
Я прихожу из гущи града Иерусалима. Я так люблю жить в гуще города любого города и вот – Иерусалима! А где-нибудь в уюте за изгородью живой – казалось бы мне бегством от событий. А мне бы вовсе не хотелось прозевать ни утоляющего, ни болезненного, ни муки, ни засиявшей вдруг улыбки дар обретшего ребенка. Ни вида прелестных маленьких прилежных продавцов газет: «Гаарец!» «Давар!» «Palestine Post!» «Тамцит Итонейну!» Хорошеньких адончиков3, будущих великих коммерсантов, я заключила в свое сердце. И я горжусь, что хоть один из них доверчиво уселся на ступеньках нашего парадного, без опаски дожидаясь меня. Когда-то ведь и леденцы по вкусу были нам!!?
Мне только бы не упустить ни одного события ни звука ни шага ни копыта ни ноги! Ни один осел, тем паче – караван верблюдов не минует Jaffaroad, избежав моего взгляда. И часто на вопрос: отчего не живу я в Рехавии или в другом предместье Иерусалима, я отвечаю отговоркой – лживой не вполне. Нельзя же целый день питаться лишь одним зеленым десертом!
А я ведь несказанно люблю деревья, мне, как ручей, родные. Ведь в моем лице так много отражается людей.
Даже птицы сами живут со мной в волнении города Иерусалима, а они свободны выбирать и принять приглашение их лиственной праматери осесть в ветвях тенистых в садах Рехавии. Там всё еще такая зелень!:
Когда бы в землю посадили меня –
То рожковым деревом стала бы я,
И возрадовалась бы радостью царя
Маю, маю!
Здесь в Азии, где меньше вечнозеленого, пересаженный в Палестину искреннее и жаднее тянется в лиственный край. Да, чего не имеешь иль потерял! Зато крестьяне из евреев, владыки Йешуруна предпочитают посещать центр Святого Града: лишь поздним вечером домой вернуться, к своим полям и рощам, чьими корнями все они связаны, послушные Божьей воле дети Израиля. Крестьянские эти артели вскрывают ржавую землю, Завет, и оживляют пожелтевшие земляные пласты. Мы, посещающие Эмек, лишь перелистываем земли страницы. Я краснею…
Эти богокопатели натыкаются на Бога при первом ударе заступа в каждом новом поселении. Мощная безмолвная молитва радует Адоная. Ведь Бог, тщеславный Бог, тщеславный отец, насадивший в мир своих детей, – словами ли восславить его? Сам Господь был божественным огородником, что посадил первый кипарис и гранат; Ноя-виноградаря ссудил виноградной лозы ростком. Прежде всего сеял Бог: ЖИВУЮ ОГРАДУ МИЛОСЕРДИЯ вокруг бесценного града Иерусалима.
Снова рысью верблюды бегут через насыпь, цари высокородные. Почести отдать им хочу, помедлить несколько мгновений ока. Между бугром и бугром благородных животных пустыни сидит бедуин в полосатых атласных одеждах. Перед ним, надежно укрытый, сын его юный. Когда подрастет, дети Сарры и потомки Агари протянут друг другу братские руки. И быть может, уж завтра или нынче вечером под небесами. Ибо во мраке спускается множество небес, на крыльях паря; ангелы в пуховом голубино-голубом и лилово-перистом одеянии. И напротив Востока Божьего небо второе: широкое огненное крыло простерто над Господней столицей-невестой… «Утешь нас, Иерусалим, и один из людей твоих – другого, что молитвой встретит его на пути. Открой врата твои всем, просящим входа!!»
ИЛИ, МОЖЕТ, БОГ САМ ДОЛЖЕН ОТВОРИТЬ ВОРОТА?!
Погладь зверя, осла твоего, что без устали тащит камень на стройку. Удушливые их вопли, ибо часто они перегружены, ранят мне сердце. К малейшей твари будь милосерден – тебе ведь по вкусу их мясо.
Мужам Востока, еврею и арабу, верный друг – везущий их верблюд. Но позаботимся прежде всего о голодном беззащитном ребенке. С КАЖДЫМ РЕБЕНКОМ БОГ СНОВА РАСТЕТ НА ЗЕМЛЮ!
Правнуки Авраама протянут друг другу руки, быть может, уже теперь, ибо страстно того я желаю всем сердцем, всей душою и всеми силами.
Уже опять встречаешь сынов Аллаха, крупные живописные фигуры; также гордо выступающих арабок на Jaffaroad в верхнем городе; своих миловидных детишек и полные фруктов корзины несущих, словно в глубокой древности, на голове. И вместе с некой дамой из гарема в черном длинном платье и щегольских полусапожках я изучаю витрины streets.
Жители иерусалимские много спят и укладываются уже ранним вечером. Охотно переспят они мелкие свои раздоры, но также и жестокую вражду и – только что – искусственно созданную. Пристрастно я спускаюсь в арабский город и вперяюсь в дома времен Малика4 на дурманящих и пестрых улочках и переулках.
Неутомимому сердечному раввину доктору Курту Вильгельму здесь в Иерусалиме обязана я истинной прогулкой вниз в арабскую часть города два года назад. Во время моего похода тремя годами раньше я уже зажгла дорогую свечу в Готтуме Стены Плача, Стены Милосердия. А нынче я обязана лицезрением нижнего к небу близкого града духовному доктору, чьи проповеди и наставления свободны от шлаков и суеверий, честны и просветленны, как он сам. Вечная ему благодарность, ибо еще я смотрела на алмазносияющий град Давидов. Так глубоко в самых недрах Старого Города дом вплетается в дом. В земной глубине стали дома братьями и сестрами. Мы входим в дом рождения Лурии. Родительский дом святого благочестивейшего Раббуни Йешуруна. Я сажусь в маленькую нишу, где святой уснул своим первым сном.
Снова в верхней части Иерусалима, потрясенная, опьяненная бургундским солнца, я изнемогла. То, что не чаяла видеть даже во сне, наяву совершилось на самом краю земли.
Небо светилось пурпуром, как сегодня, смотришь в праздничные небеса, в сердце Вечного – широко распахнутого каждому – всюду Бог и ангелы его… Под открытым небом доктор рассказывает о библейских чудесах – в то время, как цветущий стройный кипарис, зеленеющая Тора со звездами играет.
Перевод с немецкого: НЕКОД ЗИНГЕР, Е. К. ЗИНГЕР
1 Кранот – קרנות (ивр.) – фонды. Имеются в виду Еврейский Национальный Фонд (Керен Кайемет Леисраэль) и Земельный Фонд (Керен Ха-Йесод).
2 Гверет – גברת (ивр.) – госпожа.
3 Адончики – от «адон» – אדון (ивр.) – господин.
4 Малик – с арабского: царь.
: ЭЛЬЗА ЛАСКЕР-ШЮЛЕР (1869, Эльберсфель, Германия – 1945, Иерусалим) – один из крупнейших поэтов немецкого экспрессионизма, автор драматургических произведений, прозы и эссеистики, а также талантливый художник-график и акварелист. После прихода к власти нацистов уехала в Палестину и жила в Иерусалиме. Здесь ею написана книга прозы «Страна евреев», опубликованная в 1937 г. Данный отрывок датирован 1939 г., но вторая книга о Палестине так и не была написана.
:
ДВОЕТОЧИЕ: 